Спартак - Страница 132

132

Читаем:

"Помпеи же — настоящая дрянь; он незаслуженно прославился благодаря тому, что присвоил себе сначала успехи Лукулла (против Митридата), затем успехи Сертория (в Испании) и т.п., наконец, в качестве "юного наперсника" Суллы…"

Путает, путает товарищ Маркс. Все наоборот, сначала Великий был "юным наперсником", потом воевал в Испании и лишь затем сразился с Митридатом. Да и не мог он присвоить себе успехи Сертория, с ним он воевал. Если он чьи-то успехи и заимствовал, то Ме-телла, своего предшественника. Но мысль понятна — Помпею действительно везло, тоже до поры до времени, конечно.

"Как только ему пришлось показать в борьбе против Цезаря, чего он стоит, обнаружилось его ничтожество. Цезарь совершал крупнейшие военные ошибки, намеренно нелепые, чтобы сбить с толку противостоящего ему филистера. Любой заурядный римский генерал, какой-нибудь Красс, шесть раз разбил бы Цезаря во время Эпирской войны. Но с Помпеем можно было все себе позволить".

Про "шесть раз" классик, конечно, загнул, но что правда, то правда — против Цезаря Помпеи был абсолютно беспомощен. Более того, после первых поражений у Помпея проявилось гибельное для полководца качество — полная АТРОФИЯ ВОЛИ. Он действительно был человеком Успеха, проиграв же один раз, терялся и продолжал проигрывать до конца.

Как по мне, Маркс все-таки слишком суров к Помпею, но такая точка зрения, как видим, тоже существует. А теперь представим нечто вполне вероятное: первый бой со Спартаком Помпеи проиграл. Почему бы и нет, на войне всякое бывает. Итак, Великий не смог победить сразу. Его действия?

Это не тайна. В случае поражения Помпеи немедленно переходил к ПОЗИЦИОННОЙ ВОЙНЕ. Так было с Серторием, так будет и с Цезарем. Если противник давал время прийти в себя, как это случилось в Испании, Помпеи через некоторое время словно просыпался, вновь становился самим собой…

Цезарь не стал делать ему такого подарка. Уверен, Спартак поступил бы так же. Его армия продолжала бы тревожить римскую, атаковать отдельные отряды, вызывать Помпея на бой. Великий же наверняка отступил бы к римским стенам и принялся неспешно приводить армию в порядок. В конце концов, он вновь перешел бы в наступление и наверняка победил, однако в события мог вмешаться еще один фактор.

Война шла уже третий год, и с каждым месяцем, с каждой неделей страх перед "яростью Спартака", как удачно выразился Гораций, становился все сильнее. Вспомним!

Плутарх:

"Теперь уже не только недостойный позор рабского восстания тревожил римский Сенат. Он БОЯЛСЯ Спартака…"

Аппиан:

"Третий уже год длилась эта СТРАШНАЯ для римлян война, над которой вначале смеялись и которую сперва презирали как войну с гладиаторами. Когда в Риме были назначены выборы других командующих, СТРАХ удерживал всех…"

Орозий:

"Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду БОЯТЬСЯ. То, что она называется войной с беглыми рабами, еще не значит, что ее должно считать незначительной из-за названия… Государство испытывало почти не меньший СТРАХ, чем когда Ганнибал стоял угрожающе у ворот Рима"

Августин Блаженный:

"Пусть скажут мне, какой помог им бог из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в состояние государства, которого пришлось СТРАШИТЬСЯ римлянам со столькими их войсками и крепостями?"

Синезий:

"…Крикс и Спартак… открыли войну рабов, самую УЖАСНУЮ из всех, какие только выдерживали римляне".

Ох, и дружный хор! "Страшно", "страх", "боялся", "ужасный"… А ведь все эти Орозий и Августины Спартаку не современники. Долгая же оказалась память об этой "самой ужасной" войне!

А теперь представьте, как повели бы себя отцы-сенаторы на Капитолии, да и все прочие обитатели Рима при известии о разгроме Красса и неудачах Помпея. Паника? Нет, "паника" — слишком мягко сказано. Ситуация сложилась бы похуже, чем после катастрофы у Канн, когда в первые часы после получения известия о гибели армии Вечный город можно было брать голыми руками.

Тит Ливии:

"Никогда в невредимом городе, в римских стенах, не было столько смятения и страха… Трудно было принять решение, женский вопль заглушал голоса сенаторов: почти во всех домах оплакивали родных, не зная даже, кто жив, кто мертв".

Конечно, панику бы остановили, собравшийся на срочное заседание Сенат принял бы нужное решение. Только вот какое? Красс разбит, Помпеи не может победить, спартаковцы на севере, спартаковцы на юге…

Согласно римским традициям, в этом случае демократия временно сворачивалась и назначался ДИКТАТОР с чрезвычайными полномочиями. Но одного диктатора мало, нужна армия, нужны полководцы. Красс и Помпеи не оправдали доверия, кто же остался? Марк Лукулл? Его, конечно, могли назначить, но скорее всего выбор пал бы на самого известного и знаменитого — на его брата, Луция Лициния.

Луций Лукулл считался, и вполне справедливо, выдающимся полководцем. Его армия, лучшая армия Республики, — последняя надежда Рима. Иного выхода у Сената просто не оставалось.

Итак, Сенат объявляет Отечество в опасности и призывает из Азии Луция Лукулла — не одного, а с большей частью армии. Квестором, заместителем диктатора, становится его брат Марк. Помпеи получает приказ не покидать окрестностей Рима до прибытия войск с Востока, ограничившись пассивной обороной. Суровая по итальянским масштабам зима временно прерывает боевые действия…

Могло ли быть такое? Наверняка. Примеров в римской истории немало. Скажем, после очередных поражений в войне с Ганнибалом из Сицилии был вызван лучший полководец того времени Марцелл, а на помощь битому Серторием Метеллу прислали Гнея Помпея. Если помните, Сталин тоже посылал Жукова на самые опасные участки фронта.

132