Этого, как мы знаем, не случилось. Возможно, разногласия между Спартаком и "галлами"-оказались слишком велики, и Ганник отказался от совместных действий. Но вероятнее всего, "галлы" просто не успели. Удар по римским тылам следовало наносить как можно позднее, когда армия Красса окончательно деморализуется в ходе Странной войны. Однако Судьба рассудила иначе.
…Где-то в самом начале месяца марцедония, когда на желтую траву выпал нежданный, столь редкий в этих местах снег, Марк Лициний Красс узнал, что случилось самое страшное — не для Рима, для него лично.
Аппиан:
"В Риме, узнав об осаде и считая позором, если война с гладиаторами затянется на долгое время, выбрали вторым главнокомандующим Помпея".
Не хотелось бы мне оказаться на месте Марка Ли-циния в тот несчастливый день тринадцатого месяца, когда гонец доставил ему распоряжение Сената. Ведь он сделал все, что мог, все, что в человеческих силах! И вот когда все идет к развязке, когда враг в западне и осталось лишь одно — немного подождать, когда крылья Виктории-Победы уже шелестят над преторским шатром…
Помпеи! Опять Помпеи, опять этот счастливчик, этот баловень капризной Фортуны! Неужели все зря? Неужели он, Марк Красс, так и не использует свой шанс?
Решение могло быть только одно — разбить Спартака, пока Великий еще далеко. Разбить немедленно! Сейчас!
Посочувствуем Марку Лицинию. Посочувствуем, но признаем, что на этот раз Сенат поступил абсолютно правильно. Умные люди на Капитолии сообразили, что осада Регия может закончиться только одним — очередным разгромом. Это само по себе очень плохо, но в Риме видели и другое, еще худшее. "Позор", о котором писал Плутарх, — не просто стыд за проигранные сражения. Война шла уже третий год, и вся Ойкумена начинала понимать, что римлян МОЖНО и НУЖНО бить. Пресловутого "мифа о непобедимости" давно уже не было, но все предыдущие войны Рим как-то умудрялся выигрывать. А тут даже не война, какой-то бунт — квиритов лупят их собственные рабы. И как лупят!
Аппиан:
"Это была война, на которую уже нельзя было спокойно смотреть, но которой следовало повсюду бояться. То, что она называется войной с беглыми рабами, еще не значит, что ее должно считать незначительной из-за названия…"
"Повсюду бояться"! Повсюду — это в Италии, где уже целые области отпадали от Рима, в Азии, где продолжал сражаться Митридат, на море, где царили пираты. Любое сопротивление имеет предел, и на Капитолии поняли или почувствовали, что этот предел близок. Оставалось одно — звать самого лучшего. Звать Помпея.
О Гнее Помпее Магне уже приходилось упоминать. Скажу еще пару слов.
…Мне жаль Великого Помпея. Из всех, кто так или иначе был связан со Спартаком, он выглядит наиболее пристойно. Дело не в том, что Помпеи и вправду был неплохим полководцем, может быть, самым лучшим, пока не взошла звезда Цезаря. Он был еще и очень хорошим человеком: честным, добрым, отзывчивым, даже в чем-то наивным. Его честолюбие — какой же вояка без честолюбия! — казалось чем-то несущественным по сравнению с амбициями всех его соперников и друзей. Сколько раз всего один шаг отделял Магна от диктатуры, но никогда он не пытался такой шаг сделать.
Помпеи и погиб, защищая законную римскую власть от нового Кесаря.
Единственное темное пятно на всей его жизни — это участие в карательных экспедициях Суллы. Оправдать такое трудно, но понять можно. Молодой офицер, сам пострадавший от репрессий марианцев, получил возможность отомстить врагу. Отомстить — и прославиться. Триумф в двадцать лет — кто откажется от такого? Если именно за это его карали римские боги, то кара была слишком жестокой. Смерть от руки предателя, гибель всей семьи, крушение мира, который он пытался защитить… А если Магна действительно задело проклятие Красса, это еще более несправедливо. Сам Помпеи никогда не приносил в жертву своих солдат.
Мир душе твой, Гней Помпеи Магн! Ты был достоин лучшей доли…
Сейчас, в месяце марцедонии 72 года до Р.Х., Помпею тридцать четыре. Его слава еще только поднимается к зениту, все еще впереди, Магн молод, полон сил, он только что победил Сертория. Уверен, что, получив указ Сената, Гней Великий вполне искренне, без всякого злорадства поспешил на помощь своему другу и однополчанину Марку Крассу. Возможно, он даже не догадывался, что у того на уме.
Красс же… Ну, с ним все понятно.
Аппиан:
"Красс, опасаясь, что слава победы может достаться Помпею, старался всячески ускорить дело и стал нападать на Спартака".
Странная война заканчивалась. Римская армия была готова перейти в наступление. "Стал нападать" — наверняка разведка боем перед решающим сражением. Следовало спешить, Помпеи уже вел своих ветеранов в Италию.
Спартак тоже понял, что обстановка изменилась. Его разведка, конечно же, доложила о назначении Помпея и о подготовке римского наступления. Значит, надо было менять планы.
Наши древние уверяют, что идти на прорыв Спартаку пришлось из-за недостатка провизии. А вот в это я не верю, точнее, не верю, что это была единственная и главная причина. С самого начала осады Спартак знал, на какой срок его армия может рассчитывать при наличных запасах. Вероятно, к этому времени они действительно заканчивались, но показательно то, что Красс начал первый. Именно он "старался всячески ускорить дело".
Спартак отреагировал молниеносно — и в уже привычной манере. Враг собирается напасть? Прекрасно, значит, первым делом надо уверить его в том, что спартаковская армия этого боится. В одну из ночей Спартак атакует римские укрепления. Атакует — и отступает, не добившись цели.